Виталий Петров: Выборгская ракета

По части учёбы за мной следила мама, а по части гонок — папа. До пятого класса всё складывалось хорошо — у меня были четвёрки и пятёрки, а потом начался спорт, урокам я стал уделять меньше времени, так что после получал тройки. Кстати, мама работала в школе, где я учился, и я всегда находился под её контролем. Но педагоги на меня не жаловались, так как понимали, что я совмещаю образование и гонки, к тому моменту у меня уже было много наград. Зато мама и папа постоянно ругали меня за плохие оценки. Помню, как папа открывал дневник — и дальше была немая сцена: он только тяжело вздыхал. Случалось даже такое, что папа оставлял в нём «послания» для учителей, писал: «Прошу серьёзнее отнестись к моему сыну и его учёбе». Так что школе тогда очень мешали гонки.

Профессиональному пилоту вообще нужно много времени. Посмотрите, сколько мы проводим с SMP Racing, с академией SMP, Сергеем Сироткиным — мы катаемся по городам и наблюдаем за спортсменами. Они приезжают на трассу в понедельник, а гонка только в выходные. Как вы думаете, они занимаются? Они, конечно, сидят в фургоне и пытаются что-то успеть сделать. Но стоит понимать, что ты всегда уставший, а «отучиться» надо — ты просто обязан сдавать экзамены, выполнять домашние задания и так далее. И если не будешь тренироваться, не будет результата.

Самое яркое воспоминание из детства — подарки на Новый год. Я не могу вспомнить ничего конкретного, но сама атмосфера праздника в доме, ёлка, гирлянды. И ожидание момента, когда можно будет открывать красивую упаковку. Я всегда обожал машинки, особенно на пульте управления. И очень надеялся, что в разноцветных коробках под елью окажутся именно они. А когда мы шли в магазин с мамой или папой, я со слезами на глазах умолял купить мне автомобиль. И так было каждый раз.

Моя мама до сих пор работает в школе, она директор гимназии. А ещё — руководитель нескольких детских лагерей. Удивительно, но она по-прежнему готовит их к сезону самостоятельно: приезжает, проверяет и даже сама красит. Она полностью отдаётся этому делу, из-за чего они даже ругались с папой! Он хотел, чтобы она чаще бывала дома, на что мама отвечала: «Нет, я хочу больше времени проводить с детьми, хочу работать». Она невероятным образом умудряется всё успевать и по хозяйству, и по профессии, ещё и сидит с моим сыном Лёвой. Ему передалась моя страсть к машинам. «Врум-врум» — его любимое словосочетание. Он, так же как и я в детстве, страшно расстраивается, если не купить ему понравившийся автомобиль. А ещё он всегда ждёт моего возвращения, наблюдает из окна, как я подъезжаю, и спешит меня встретить, потому что знает, что ему может повезти и я, пустив его на водительское место, разрешу подержаться за руль.

В два с половиной года я посадил его в карт. Опять же, не сольно — он ехал рядом. Сыну главное прокатиться. Он любит всё, что связано с автомобилями, да и любой техникой. Чтобы весь дом не превратился в склад его машинок, мы регулярно дарим их другим детям.

Папа для меня — это больная тема. Он самый добрый, преданный, верный, искренний и положительный человек, которого знаю не только я, но и ещё тысячи людей, когда-либо обращавшихся к нему за помощью. Наиболее яркое воспоминание, которое первым приходит в голову: в 2005 году он чуть не потерял сознание от радости, когда я стал двукратным чемпионом России. Это было на Воробьёвых горах в Москве. Я выиграл и сразу побежал к нему, он меня обнимал, и у него подкашивались ноги — он едва не упал. Он невероятно устал — так сильно переживал за меня. В этот момент мы наконец выполнили главную задачу — победа открыла нам дорогу в европейские гонки.

Мой папа очень любил спорт и особенно бокс, много тренировался. Он хотел, чтобы я тоже увлекался спортом, поэтому записывал меня на всевозможные секции. Я начинал с дзюдо, потом было тхэквондо, дальше футбол, бокс, теннис, но однажды папа посадил меня за руль, и после этого всё изменилось.

Мне тогда было всего пять лет, и я с большим трудом достал до педалей — практически залез под руль, выжал сцепление, смог дотянуться до газа и успешно тронулся с места. Больше я не мог думать ни о чём, для меня существовали только автомобили. Папа стал ездить со мной на автодромы: дёргал ручник, закрывал мне глаза — я должен был не просто ориентироваться, но и научиться не пугаться таких ситуаций. Он занимался со мной как мог, но это всё было, естественно, на любительском уровне.

Папа разглядел во мне талант. Сейчас, когда я работаю с детьми и их родителями, то говорю им: «Когда вы увидите, что интересно вашему ребёнку, дайте ему возможность развиваться в том, в чём он хочет. Если навязывать то, что ему категорически не нравится, вы сделаете его жизнь невыносимой». Я очень благодарен папе за то, что он заметил во мне любовь к автомобилям. Ещё маленьким, в садике и первых классах школы, я просился на автодром, как только представлялся удобный случай.

К моим двенадцати годам папа понимал, что я езжу быстрее него, и начал искать тренера. При этом про гонки мы почти ничего не знали: не представляли, кто такой Михаэль Шумахер, что такое картинг, даже слова такого не слышали. Это и неудивительно, Выборг — небольшой город, в нём ничего подобного и близко нет. Где-то там проводили ралли, но мы понятия не имели где и никогда его не смотрели.

Ходило много слухов о том, откуда у меня взялись деньги на «Формулу-1». Однако никакого секрета и волшебства тут нет — было приложено немало усилий и проделана огромная работа. Нам помогали все наши друзья и знакомые. Папа влез в огромные долги, но его очень любили и доверяли ему. Окружающие знали, что он честный человек и обязательно всё вернёт. Пока другие покупали квартиры, дома, моя семья все средства вкладывала в мою карьеру. Разумеется, мы не жили на улице, у нас был небольшой таунхаус в Выборге, но на этом всё. Это было нашим единственным имуществом. Поэтому люди могут говорить что угодно, но правда остаётся правдой. Денег на гонки нам всё равно не хватало, и тогда состоялась наша встреча с Владимиром Владимировичем Путиным. Мы показали ему, чего нам удалось добиться в России и Европе — такого уровня раньше не достигал никто. И он нас поддержал, за это я всю жизнь буду ему благодарен.

На момент того судьбоносного знакомства я боролся за чемпионство в «Формуле-2». Однако было много сходов, поэтому мы финишировали лишь вторыми. Но, чтобы оказаться в «Формуле-1», в любом случае нужны были мощные финансовые инвестиции. Думаю, вы понимаете, что за участие изначально платят все, даже такие пилоты, как Шумахер. Кто-то ограничивается взносом только за первый год, если показывает серьёзные успехи, но за некоторых пилотов родители перечисляют деньги на протяжении всей карьеры.

Был ещё вариант: Финляндия предлагала мне отказаться от гражданства России, получить финскую гоночную лицензию в обмен на всестороннюю поддержку до конца моего участия в «Формуле-1». Я на тот момент был подростком, не мог принимать решения сам, и папа, конечно, отклонил оффер, но я, безусловно, поступил бы так же и тогда, и сейчас. О том, чтобы добровольно лишиться российского паспорта, не могло быть и речи.

Всего с президентом я виделся три раза: первый — когда нуждался в помощи, чтобы попасть в «Формулу-1», а два других были случайными. Например, когда мы открывали автодром «Игора Драйв», мы проводили там довольно много времени, и Владимир Владимирович тоже туда приезжал. По рабочим вопросам пересекаться нам больше пока не доводилось. Но нашу первую встречу я запомнил навсегда. Мне было очень страшно, я же был совсем молодым. Помню, как я нервничал, волновался, потел.

Сегодня существуют разные уровни поддержки автоспортсменов. Например, SMP Racing берёт на себя сопровождение ряда гонщиков — всего несколько человек. На данный момент в их картинговой программе выступают 150 мальчиков, это очень много. Теперь, когда я являюсь спортивным директором SMP Racing, я езжу по городам и слежу за их успехами.

С Борисом Романовичем Ротенбергом я тоже познакомился, когда искал деньги на участие в гонках. Именно тогда он и предложил мне стать частью SMP Racing и представлять их на гонке «24 часа Ле-Мана». В то время я даже не задумывался о других гоночных сериях, кроме «Формулы-1», но решил попробовать. И вот с 2016 года мы работаем вместе.

Мне безумно нравится наше сотрудничество, и мне комфортно с ним взаимодействовать. Он очень переживает за программу SMP Racing, за тех, с кем трудится и кого поддерживает. Если ты полностью отдаёшься своему делу, он это ценит и будет стоять за тебя горой. Он так трепетно относится к своим пилотам, что приезжает не только на соревнования, но и на тесты. К примеру, совсем недавно в Дубае прошла 24-часовая гонка, и он всю ночь не спал вместе с нами! Сидел в боксах, постоянно ходил в наушниках, смотрел телеметрию. Он не отрывался от процесса ни на минуту. Но есть и обратная сторона: если он понимает, что ты относишься к задачам спустя рукава — помощи не жди. Для него важно, чтобы ты всецело посвящал себя спорту.

Он очень строгий, но лично у меня конфликтов с Борисом Романовичем не возникало. Хотя, конечно, он всегда злится, когда его машина не доезжает до финиша. И это абсолютно нормально. Но ни разу не видел, чтобы он на кого-то кричал — всё обсуждалось либо шёпотом, либо вдали от посторонних глаз, даже когда пилот разбивал болид из-за собственной ошибки.

Сейчас я езжу на Mercedes-Benz, мне по душе их автомобили. Я около шести лет проработал с этой маркой: снимался в рекламных кампаниях, участвовал в их мероприятиях как в России, так и в других странах, проводил мастер-классы и катал людей в Race Taxi в их гоночной академии. Мне нравилось этим заниматься: эмоции тех, кто впервые оказывается на пассажирском кресле на гоночном треке, когда за рулём опытный пилот — это всегда непередаваемый восторг.

За время нашего сотрудничества, пока в моём распоряжении имелись автомобили, предоставленные мне компанией, у меня не было ни одного штрафа. У других амбассадоров они «сыпались» пачками, а я крайне размеренно передвигаюсь в городе. Представители Mercedes-Benz удивлялись и постоянно спрашивали меня, а пользуюсь ли я вообще их машинами.

Я очень спокойный водитель, да и в целом достаточно спокойный человек, я стараюсь держаться подальше от конфликтов. Когда на дороге меня пытаются как-то подцепить, я просто не реагирую. Я понимаю, что обычные люди не видят всего, что заметно профессиональному пилоту, тем более они могут быть невнимательными: сидеть в телефоне или, скажем, красить губы. Нет смысла огрызаться и доводить ситуацию до кипения. Кстати, за опасную езду по городу гонщика могут лишить лицензии.

Это прозвище появилось задолго до «Формулы-1». Когда меня впервые так назвали, мне было 12 или 13 лет. Придумал кто-то из журналистов, и оно прижилось. Представьте, приезжает молодой парень и обгоняет мужчин, которым по 30-40 лет. Сначала окрестили Ракетой, потом добавили слово «Выборгская», и всем понравилось. Мне, кстати, тоже.

Я не люблю сниматься и давать интервью. Наверное, сказывается усталость, которая накопилась за годы, проведённые в «Формуле-1». Там был очень чёткий и жёсткий график — бесконечные автограф-сессии и публичные выступления. Нельзя было сделать ни шага вправо, ни шага влево. Хотя ужасно хотелось порой просто закрыться и посидеть в тишине. Сейчас я много времени провожу дома, наверное, компенсирую те периоды, когда я находился в других странах, бесконечно летал на гонки и порой по несколько месяцев не возвращался в Выборг. Когда ты 10 лет живёшь в таком ритме, у тебя только одно желание — быть с близкими в родных стенах и никуда не ездить. Тем более сейчас у меня растёт сын, и ему нужно моё внимание, он обожает бывать со мной. Я стараюсь брать его на гонки, но моменты, когда мы дома, ничем не заменить. Да и в целом не могу сказать, что мне нравятся интервью и съёмки. Если есть альтернатива провести четыре часа на фотосессии или столько же за рулём болида в боевом режиме, я, конечно, выберу гонку. Да я соглашусь на что угодно, лишь бы не сниматься. Я спортсмен, а не модель. Каждый должен заниматься своим делом.

Самое сложное в «Формуле-1» — когда всё идёт не по плану. Из-за этого на тебя обрушивается весь негатив команды. А ещё болид, который строит тысяча человек, а он оказывается не таким, как ожидалось. Все, кто следит за F1, знают: раньше побеждал Mercedes, сейчас — Red Bull, а Ferrari до сих пор не могут, и по большому счёту дело только в машине. Пилот, безусловно, важен. Я был быстрее своих напарников, но автомобиль не позволял добиться результата. Мы создали хороший болид в 2011 году, а потом нас постигла неудача — было совершено много ошибок при проектировании машины. Например, сменился поставщик резины: появились Pirelli с более мягкими составами, и выпуск нужно было уводить назад. Сейчас углубляться в детали нет смысла, но наиболее трудное в любом случае — это сделать автомобиль.

А ещё, конечно, работать нонстоп 24/7 и постоянно летать. Если гонка закончилась в Европе, ты можешь на два-три дня вернуться домой и отдохнуть, а если это Сингапур, например, в воскресенье ночью вылетаешь и, если повезёт, перед гонкой расслабишься на пару дней, а если нет — отправишься сразу на мероприятие. А отпуск у тебя в августе, декабре и, возможно, в начале января. Получается, что у гонщика вообще нет времени — настолько плотное расписание.

Я невероятно уставал и от этого, и от критики со стороны команды, которая сама допускала промахи, но перекладывала вину на пилотов. При этом гонщик в ответ не имеет права нелестно высказаться о коллективе — он всегда козёл отпущения. Так было тогда и так остаётся сейчас.

Я ушёл из Королевских гонок в 2012 году. Эмоционально это стало невыносимо. Мне было по-настоящему обидно: я принёс команде 10 миллионов долларов, зарабатывал очки, но меня как будто не ценили, не было не то что какого-то праздника по поводу зачётных баллов, мы даже не собрались за столом, чтобы отметить и попить чай вместе. Многие люди, в том числе и Тони Фернандес, относятся к «Формуле-1» как к обычному бизнесу. Тогдашний глава Lotus Жерар Лопес придерживался того же мнения. Гонки открыли им двери туда, куда они не могли попасть раньше, потому что никто и знать не знал про этих людей. В итоге получилось так, что я старался выигрывать для них, а они через год просто продали команду, и на этом всё. Тогда это коснулось не только меня, всем нелегко было принять тот факт, что коллектив был всего лишь их бизнес-проектом.

Я имел все шансы вернуться в «Формулу-1», но меня жутко утомили многие вещи: люди вокруг, бесконечные придирки, гнетущая атмосфера в команде, о чём я не мог говорить вслух, постоянные переезды и отсутствие стабильной поддержки. Я долго искал спонсоров, но к моменту знакомства с Борисом Романовичем Ротенбергом мне уже было практически всё равно. В 2012-м я как раз приближался к пику своей формы и мог бы добиться большего в 2013, 2014 и 2015 годах. В 2010-м я многому учился у Кубицы, в 2011-м чувствовал машину, даже в 2012-м, когда я оказался в слабом Caterham, я узнал массу всего полезного, например, как именно нужно обращаться с мотором — этого не удавалось понять в сильной команде, а здесь получилось.

Когда я узнал, что Сергей станет боевым пилотом в «Формуле-1», никаких негативных эмоций я не испытал. Я с ним не работал на тот момент, да и вообще не был знаком. Он же младше меня на 10 лет. Сергей — очень быстрый парень и хороший человек, так что мы легко нашли общий язык, когда начали трудиться бок о бок. Жаль, что ему так сильно не повезло с командой, ситуация была очень похожа на мою с Caterham: он не смог ничего показать, к сожалению. И в этом точно нет его вины.

До нашей истории на трассе мы были в хороших отношениях, играли вместе в футбол. А гонка — это всего лишь эмоции, он потерпел поражение в чемпионате мира, и ему потребовалось время, чтобы это принять. Но я не сделал ничего «незаконного». Я не знал, что он борется за первую строчку личного зачёта, не был в курсе, на каком месте ему нужно финишировать, чтобы оформить титул. Мне было всё равно, как и любому другому пилоту. Каждый гонщик будет биться до конца.

Я не могу сказать, что с чьей-то стороны, помимо самого Алонсо, был какой-то негатив. Меня даже полюбили в Испании, хотя изначально я боялся туда приезжать. А вот ему там напротив досталось, его критиковали из-за нелестных реплик в мой адрес. Но ведь все понимают, что в «Формуле-1» есть правила. Если бы я их нарушил, меня бы оштрафовали, а этого не случилось. Тем не менее на протяжении сезона-2011 мы вообще не разговаривали. Однажды, кажется, это произошло где-то через год после той гонки, в Абу-Даби мы с Фернандо просто пожали друг другу руки, и на этом инцидент был исчерпан. Друзья в гонках существуют только до того момента, пока ваши интересы не пересекутся. Яркий пример — Хэмилтон и Росберг. Они были приятелями до того, как начали сражаться за чемпионство.

Я много раз слышал, что кто-то называет себя первым в «Формуле-1», но для меня таких людей как будто не существует. Что подразумевается под «первым»? Просто посидеть в машине? Так я и раньше сидел... Постоять на футбольном поле во время чемпионата мира не равно сыграть за какую-то команду. Так что для меня такие персонажи — белый шум.

Я не до конца понимал, что такое настоящая любовь, пока у нас не родился ребёнок. Словно в тебе открывается что-то неизведанное, целая вселенная, новый мир эмоций! Невозможно описать словами — только прочувствовать. Семья — это самое ценное, что есть в нашей жизни, я желаю каждому испытать эти ощущения. Если бы я раньше знал, что подобное вообще бывает, я бы стал отцом в 18 лет.

С женой мы познакомились в социальной сети. Я написал ей сам и не один раз — заваливал сообщениями, пока она не ответила. Я пытался увидеться с ней два месяца, но она игнорировала меня. Однажды, совсем отчаявшись, я отправил следующее: «Только попробуй со мной сегодня не встретиться, я тебе больше никогда не напишу». Удивительно, но она отреагировала и согласилась пойти на свидание. Через три года мы поженились, и у нас появился сын. Сейчас всё отлично, семейная жизнь мне нравится. Семья — это самое главное, у тебя нет никого надёжнее и дороже, чем твои близкие и друзья. Для меня счастье — это когда счастливы те, кто рядом со мной.

Редакция благодарит Центр «Космонавтика и авиация» (павильон №34 «Космос») на ВДНХ и пресс-службу ВДНХ за помощь в проведении съёмки. Больше информации на https://vdnh.ru/